Анна Хитрик

Анна Хитрик более всего известна как солистка уже несуществующей группы «Детидетей». Она играет в театре, работает на телевидении и преподает. Ее новый музыкальный проект - S*unduk. На счету у Анны две рок-короны: "открытие года - 2007" и "рок-княжна - 2008".

- У меня папа был артистом и второй папа. Второй папа в ТЮЗе работал. Первый папа работал в Киеве (в Леси Украинки), в Челябинске, я не знаю, где он не работал. Мне всегда говорили: актер, актер, актер... Наверное, из-за этого я не хотела быть актрисой, потому что мне так задурили голову. Потом я ко второму своему отцу ходила в ТЮЗ, сидела за кулисами как театральный ребенок, на которого внимания не обращают. Ты видишь, что тут - накладка, тут - грим, а тут - тетя толстая затянула себя в корсет, а тут - это все неправда. Сначала же водят на спектакль, ты смотришь, веришь в них, в чудо. А потом смотришь за кулисами, и взрослый, сам не понимая, разрушает это в тебе. Я до сих пор считаю, что ребенка маленького нельзя пускать за кулисы. Я хочу, чтобы мои дети верили в чудо, в Деда Мороза. Ну я хочу… я не знаю. Я понимаю, что нет Деда Мороза с бородой, который придет и подарит мне подарок, потому что, естественно, я повешу носок и ничего в нем не найду, если мои любимые люди, моя семья не подложат чего-нибудь. Но все равно я всем говорю: «Не рассказывайте мне, что вы мне подарите, положите это в носок, я хочу это найти». Ну не знаю, неожиданности хочу, чуда… Если ты веришь в Бога, значит ты веришь в чудо, поэтому я никогда не хотела этого актерства, все – неправда какая-то такая болючая. На лестнице курят, нервничают, банкеты, сабантуи. Мама этого не понимала.

Если я актриса, а муж мой - нет, я не знаю, как он может меня понять. Он должен быть либо актером, либо режиссером, либо человеком психологически подготовленным к этому. Ну как мать твоих детей говорит: «Меня не будет десять дней», или она говорит: «Срочно, съемки ночные» - это же ненормально для нормального человека.

Вот моя семья, Зяблики, т.е. моя сестра, ее муж, радуются моим успехам, гордятся мной. Но они всегда хотели бы, чтобы я не работала в театре, чтобы я не плакала, чтобы я не переживала каждый раз из-за роли, что у меня ничего не получается, что все такие гениальные, а я одна – ничтожество. Это же все съедает человека: ходишь серый, потом вдруг начинаешь плакать, закрываешься в ванной, кричишь «Не трогайте меня!», кричишь на своего кота. Все это не хорошо.

Я знаю, что иногда у меня не получается выйти из образа. Иногда это чувство, которым ты себя накачиваешь, что тебе очень хорошо – но ты же себя накачиваешь, придумываешь себе. Ты же не ограничиваешься жизнью пьесы: у тебя была жизнь «до», есть или нет «после». Есть сложные спектакли: «Альпийская баллада», «Ивона, принцесса Бургундская», «Мотылек» - после которых страшно больно, плохо, пусто, но только потому, что ты собрал все в себе и за полтора часа все выдал. Но за такое короткое время выдать много эмоций очень сложно. То же самое и на концертах. Я счастлива безмерно на концертах, прыгаю, как сумасшедшая, я сама не знаю, что со мной происходит, срывает, как говорится, крышу. Потом после концерта у меня еще полчаса безумного счастья, а потом резко «раз» - и все, меня нет. Потом у меня начинает болеть спина, я становлюсь такой старенькой мышью и мне хочется домой, чтобы никто меня не трогал. И там я могу плакать, становлюсь такой одомашненной мямлей, которую нужно пожалеть и сказать: «Да, моя девочка устала». А иногда прет долго, и я говорю: «Давайте, переставим шкафы!» В два часа ночи я пойду и подстригу себя в ванной. Потом прихожу и говорю: «Господи, что за чахоточная челочка». Иногда трудно выйти, но надо выходить. Я хочу, чтобы моя родня не видела во мне актрису, а видела такой, какой они видели всю жизнь, всегда, до театра. Я хочу, чтобы мои дети не говорили: «Моя мама – актриса», но «Моя мама – самая лучшая в мире мама. А работает она актрисой». Я думаю, что это правильно, потому что заиграемся. Если проживать каждую роль всегда, а иногда репетируешь сразу несколько ролей, можно сойти с ума. Я так не хочу. Я всякая. Я – такая, какая есть.

Меня всегда спрашивают: «На концертах Вы играете, как в театре? Вы создали образ «Девочка с косичками»». Я все время говорю: «Если честно, косички я делаю по одной причине: на концерте я ношусь как сумасшедшая, я потею, а когда делаешь косички, тебе удобно, тебе ничего не липнет к лицу, не надо думать, что там у меня пышненькое или не пышненькое». Я не люблю делать укладки, я ненавижу краситься. Я накрасила ресницы и мне кажется, что я так изменилась. У меня какие-то такие естественно длинные ресницы.

Я на концертах ничего не играю, но там я не могу себе позволить на 100% расслабиться. Бывает, когда у меня резко очень плохое настроение. Один раз на концерте у нас не пошел клип, и Юлькина Маша должна была выступить на нашем концерте, она еще малой была, т.е. три года назад, и она стала плакать, а нам уже надо на сцену выходить. А я не могу, я детей очень люблю, я ее обнимаю и сама плачу. И выхожу на сцену и ничего не хочу. Мы заготовили что-то, но я сказала мальчикам своим: «Можно, я ничего не буду говорить?». И восемь песен подряд спела с унылой рожей и поняла, что мне должно быть стыдно. Ведь люди заплатили за билет не для того, чтобы посмотреть как Аня Хитрик искренне грустит, она может себе все позволить. Это неправильно. И что мне сказать: я вообще не хочу петь? Вы любите меня, вот я с вами искренна: разговаривать не хочу, петь, хочу повернуться к вам спиной. Кому нужна такая искренность? А дома я могу себе это позволить, потому что это дом. Должно же быть какое-то место, если это не дом, то куда ж идти?

Я могу быть очень веселой. Мы с малым орем, катаемся по полу, я его за ноги таскаю. Или он говорит: «Остоложна, Аня, там сикталикта на балконе». Я говорю: «Ты что, она страшная? Сетяз я ее плаганю! Убилайся сикталикта – нетистая сила!..Все, я его прогнала». Вот таким идиотизмом мы занимаемся. Ну вот как зайдет…как у всех людей. Захочешь поплакать, придешь: «Зяблик (это моя сестра), мне так что-то…». Она: «Ну малая, все будет хорошо». А сама уставшая, за детьми усмотри пойди. В общем, как в нормальной семье у меня. Конечно, я придуриваюсь. Наверное, актерский налет есть, потому что ты знаешь, как поднять настроение… А может, это я такая… Я люблю, когда люди улыбаются, я люблю, чтобы им было весело. Не для того, чтобы я им нравилась. Я иногда в театр прихожу, мне страшно становится. Не потому, что это театр. Наверное, если придти в любое здание, все озабочены, ты не видишь ни улыбки, ничего, а только, что все плохо, «а мне как тяжело»… Я думаю: «Господи, неужели я тут единственный счастливый человек?». Бывает, что и я ною, и надо останавливать это, иначе все будет плохо.

- А ты счастливый человек?

- Да, конечно!

- А что это?

- А я не знаю. Счастье – это, наверное, когда есть место, куда хочется всегда пойти. Когда есть дом в полном смысле этого слова. Дом – не здание, хотя если бы был дом, это было бы вообще прекрасно, я бы там кустов насадила красивых!

Когда ты пишешь песню какую-нибудь, допустим, «Герань на окошке», тебе кажется, что никто не понимает тайного смысла этих слов, а твоя сестра тебе вдруг дарит на Новый год горшочки герани и говорит: «Малая, я помню, что в Вильнюсе, когда бабушка с дедушкой были живы, на балконе было много герани». Вот это счастье.

Счастье – это, наверное, когда твои слова что-то значат. Когда за всей этой пылью, что я несу, люди улавливают главное, и они тебя понимают.

Счастье, когда любят не Хитрик, а Аню.

Счастье – когда тебя ждут. И когда не надо придумывать какие-то там отговорки. «А давай, сейчас не будем то делать, а сейчас, в два часа ночи поедем в Макдональдс». «А у нас нет денег», «А ну и что. У меня есть 3.400, давай на них купим чизбургер и ну его нафиг». «А давай». Это тоже счастье.

Счастье - ехать по ночному городу и слушать какую-нибудь красивую песню, которая тебе нравится. Или когда ты стоишь, смотришь и просишь: «Ну пожалуйста, пусть дождь пойдет». И он идет, и ты чувствуешь себя просто колдуньей.

Счастье – когда с Юлькой мы моей встречаемся и понимаем, что абсолютно одинаково одеты. Начинаем хохотать, и говорим одно и тоже. И все говорим: «А, че с тобой говорить, все равно одинаково все говорим».

Не знаю, у меня так много этих счастьев. И я понимаю, сколько еще будет. Правда. Я этот год так понимаю, сколько его еще будет. У меня будут свои дети. Буду ходить и гладить гордо живот. Павлином. Да, там же чудо какое-то живет. Буду тетей красивой. Буду есть всякую дрянь. Буду толстеть, но думать, что я не толстая, а просто ребенка жду.

Счастье – на поезде ехать, на верхушку забраться, только не на боковушки, на боковушках на тебя ноги смотрят всех – ты лежишь и сразу вспоминаешь «Танцующую в темноте». И так сверху свесишь руку, и тебя кто-нибудь обязательно возьмет за нее.

А еще поехать куда-нибудь на тринадцать дней и телефон отключить. О-ой! Никто не звонит. В общем, вот, что-то я упала в лирику.

• Теги:
• Анна Хитрик,
• музыка,
• театр