Женский портрет: королева

Она не носит шапки – шляпу или берет, и шаль на плечах, и браслеты на запястьях – черненое серебро. Длинные серьги, тяжелые кольца – и никаких банальных бриллиантов. Ах, хороша…

Она смотрит чуть свысока – хозяйка мира, и мир лежит перед нею, ожидая мановения ее руки. Она улыбается своим мыслям – ее улыбка лучиста и недоступна. Роза из Экзюпери. Иногда она останавливается у витрины бутика, небрежно оглядывая роскошные наряды: нет, они недостаточно хороши для нее… Она говорит: мода не нужна, если есть фантазия и вкус. Она насмешливо презирает гламур. Она купит платье не в бутике – на распродаже. А если у нее совсем туго с деньгами – то в секонд-хэнде. Но вы никогда об этом не узнаете. Она приближается – и становится видно: ей не тридцать и даже не сорок пять. Запудренные синяки под глазами, припухшие жилы на руках, и утолщенные суставы, и морщины, куда без них, без морщин… Жизнь, годы, судьба. Я видела их на всех премьерах, на всех концертах – с цветами и со свитой поклонников и поклонниц. По совести сказать, я побаивалась их. Они одаривали окружающих монаршей улыбкой. Они говорили о книжных новинках, о музыкальных или театральных событиях, о путешествиях; о падающих листьях, о море на закате.

Они говорили о картинах – и те оживали в словах. А еще они красиво молчали – так, что не оторвать глаз. Они казались неприступными: любуйтесь, мол, нами издали.

Их обожали мужчины, им завидовали женщины, а восхищались – все… Именно таких женщин и заваливают охапками роз. А они загадочно улыбаются, прищурив глаза, или, напротив, бесстрашно распахнув их. (На самом деле королевы беззащитно-близоруки и стесняются носить очки). Они ждут принца, который приедет на белом коне – и увезет в небывалые края. Не в золотую Америку и не в богатую Голландию, а в страну мечты.

Они вежливо и надменно отклоняют предложения непринцев и полупринцев. Потому такие женщины часто остаются одни. И если уж находят принца – идут с ним до конца. Королевы все и всегда решают сами. Вот-вот, она идет по нашей минской улице, где строятся невыносимые в своей пошлости здания. Куда она спешит? Кажется, что не туда, куда мы – в иные миры, в иные места... На самом деле – в магазин. Или приготовить ужин своему уже тоже не слишком юному принцу. Или в гости. И если до послезавтрашней зарплаты у нее осталось всего-ничего – не сомневайтесь: она потратит это «всего-ничего» на цветок или тортик, потому что женщины-королевы не могут прийти в гости с пустыми руками. Вот она, королева. У нее больное сердце, астма, артрит, но этого не увидит никто и никогда. Они невероятно сильны, эти женщины…

Как же они старались быть совершенными! Они создавали из себя произведение искусства. Они выковывали не только тело – но и душу, и мысли по чеховскому образцу. Каким трудом это им давалось и какой кровью удалось. Знал бы Чехов, сколько женских жизней он надломил этой своей фразой…

  Многое понимаешь лишь постфактум. То, что некогда казалось манерностью, оказалось чувством собственного достоинства. Тщательно скрываемой беззащитностью. Преданностью тайным идеалам. Фантастической силой воли. Вот она идет по улице. Надменная немолодая красавица, ночами сидящая у постели тяжелобольного, меняющая ему белье, подносящая судно: по утрам она тщательно красит глаза в больничном туалете и спешит на работу. А следующей ночью опять. И опять. И опять. «Зачем, это ведь даже не друг, это лишь знакомый! У него же есть родня!» – «Ну что ты, они так устали, пусть хоть ночью поспят… я-то сплю мало». А вот другая – светская, некогда обеспеченная дама, к старости потерявшая и деньги, и работу, и устойчивый быт. Вот вижу: беззубая, больная, она улыбается, отдавая последние деньги незнакомой, да и, по совести сказать, не очень-то симпатичной ей девчонке. Третья работает по десять часов в сутки, включая выходные. Изящная, стройная, элегантная. Не пропускающая ни одного спектакля. Ходит в театр по входным билетам и контрамаркам: позволить себе купить билет она давно уже не может. Эта женщина одинока: ее детьми стали ученики, которых она подкармливает, нянчит и ласково журит. От тревоги за них она не спит по ночам. Они далеко не всегда благодарны: часто – как раз наоборот.

Далеко в провинции у нее старенькая мама, и каждый отпуск она едет туда, вручную стирает вещи, накопившиеся за год, возится с грядками, катает банки – а вернувшись, тщательно красит волосы дешевой краской, надевает перстни, покупает новую тряпочку в секонд-хенде и идет по улице. И люди оглядываются: ах, хороша – не подступись…

В последние дни я часто вспоминаю одну женщину, как раз из того сословия королев. Как она позвонила и сказала: «Знаете, мне отпущено совсем немного времени, и я могу потратить его по-разному: пролежать на кровати и прожалеть себя – или дожить, как хочу. Куда хочу – ездить, с кем хочу – общаться. Приезжайте: мы сядем в машину, и я свожу вас в Дрезден, в галерею. И в замки. В Регенсбург. Там недалеко есть удивительная гора, представляете, она совсем, как стол…»

Голос ее был звонким и веселым, она смеялась, ей в самом деле было интересно – и галерея, и замки, и то, что гора напоминает стол. А я старалась сглотнуть ком в горле и сказать что-то главное, настоящее. Так и не придумала, что... Теперь – уже некому.

Вижу ее за рулем старенькой, но элегантной машины, и гонит она, как сумасшедшая, и смеется, и говорит, говорит. Легкие волосы сверкают под августовским солнцем. На тонкой руке серебрится кольцо. Сияют глаза… И все впереди. Ей по-прежнему тридцать. Им, королевам, всегда тридцать.

А вокруг – мир, где для королев все меньше места. Мир истошного розового и делового графитного. Мир прямых линий и пластика. Мир сленга и гэгов. Культура одноразовых стаканчиков и новеньких гаджетов. Шумный мир двадцатилетних – хорошеньких, бойких, с тату и стразами в пупке, с жвачкой во рту, с наушниками в ушах и «оттенками серого» в сумочке. И она идет по улице – гордая голова, изящные туфельки, тяжелые кольца, запах духов – выбранных единожды и на всю жизнь…

Сейчас завернет в проулок, за которым иная планета. Остановитесь. Оглянитесь. Запомните: это королева. Восхищайтесь, завидуйте. А главное – берегите. Потому что их, королев, осталось мало.