Галина Горелова

Добавлено: 27.09.2012 09:54:09 Галина Горелова

Композитор, лауреат Государственной премии, заслуженный деятель искусств, профессор кафедры композиции Белорусской Государственной Академии Музыки.

Послушать интервью с Галиной Гореловой:

- Очень много мужчин музыкантов, композиторов. А вот Вы такая одна, девушка.

- Не одна я. Нас уже много. Но вы знаете, все-таки женщина в творческой профессии, вообще, талант, или я даже не хочу говорить «талант», потому что я до сих пор не могу определить, что такое талант, талантлив этот человек или не талантлив, потому что это составляющая из многих. Но для женщины талант, или, по крайней мере, ее притязание творить, ее желание, ее непреодолимая тяга творить – это для нее наказание в жизни. Ей очень трудно, потому что она все время разрывается между своей социальной функцией, которая ей уготована природой... Ну, мужчина не рожает, а женщина рожает.

- Может, тогда естественной функцией.

- Естественной. Вот я и говорю, природой. Но она связана и социально, потому что и воспитание детей… Потому что как бы не говорили, что оба родителя участвуют, но в основном почти все зависит от матери: и хранение очага, и воспитание бетховенов, шопенов и прочих гениев. И она понимает, думаю, сознательно, что это ее обязанность и функция, которую она должна выполнять. У меня сейчас много девочек студенток, композиторов будущих. Я им тоже говорю, что женщине достаточно родить, чтобы уже считалось, что она свою историческую функцию-миссию выполнила. Мужчине надо больше. Мужчине надо и утвердить себя, оставить что-то после себя. Так вот женщина с одной стороны, которая посягает на творчество, она с одной стороны хочет выполнять свою естественную функцию. Вы знаете, я вообще-то, единицы встречала женщин, которые не хотят ни семьи, ни ребенка. Неправда. Все хотят, потому что это заложено изначально. И подсознательно, она иногда не признается себе в том, что ее творчество, раз ей дан этот дар, это тоже какая-то обязанность. Но за выполнение этой обязанности она отвечает только перед собой. Когда она пренебрегает этой обязанностью, выполняет другие, она мучается. Когда она пренебрегает теми обязанностями, чтобы посидеть несколько часов, она тоже мучается. И вот эти постоянные и постоянные терзания – конечно, это наказание. Я девочкам говорю и себе. Я пытаюсь каждый год, когда каждый новый курс приходит, пытаюсь заставить выучить монолог Нины Заречной из «Чайки»: «Умей нести свой крест и веру…». Но что-то не учат.

- А Вы знаете монолог Нины Заречной?

- Я знаю. Хотя это не самое мое любимое, но он очень полезен. Там все сказано, что главное – не поклонники, не слава. Есть что-то другое, возможность самореализоваться, потому что это тоже природная функция, природное стремление человека, даже если он себе в этом не признается, и говорит: «Мне вообще на все наплевать, и я хочу быть бомжом, и мне нравится. И я такой вот независимый». Все равно. Даже вот в этом самореализация. Он хочет быть таким. Таким образом он реализуется, он не хочет быть как все. Или со всеми.

- А как Вам удалось? Вы свою социальную функцию выполнили, вот какого замечательного сына вырастили, и как композитор состоялись.

- Очень такой вопрос коварный, Катя. Коварный? Потому что я очень хотела… Для меня приоритетным было, чтобы он вырос порядочным человеком. Это очень много, но это же не главное. Я никогда не могла заставить учиться. Он окончил музыкальную школу, у меня с ним никогда не было проблем. Ну, хочет мама, чтобы я учился, он ходил. Но я не воспитала в нем то, что было движущей силой у меня. Ни тщеславия, ни честолюбия, он всего этого лишен. А мужчина должен быть честолюбивым.

- А Вы честолюбивы?

- Я бы сказала, непомерно. Более того, я даже считаю, я и студентов провоцирую, что без творческого честолюбия и без тщеславия, хотя это, безусловно, негативное понятие, но, тем не менее, без этого ничего не будет. Без этого стремления – дайте мне рычаг, и я переверну весь мир… Кто это говорил, Архимед, Пифагор, кто-то из них… Вот этот рычаг – это и есть честолюбие. Но не в такой степени, что надо всем пооткусывать головы, чтоб соперников не было, нет. Без соперников тоже ничего не получится, надо все время чувствовать дыхание в затылок. Это помогает определиться и избрать ту область, где (пусть этот человек в тысячу раз тебя талантливей) только ты можешь сделать так, как никто другой не сделает. Я студентам на первом же курсе, когда читаю про стиль, я им говорю знаменитое высказывание-стихотворение Альфреда де Мюссе «Стакан мой мал, но пью я из него лишь». Ну, мал стакан, ну, от Него все, от Бога нам дано столько-то таланта или столько-то. Такие обычные способности или там скромное дарование и яркое дарование, это зависит не от нас. Хорошо, когда есть равноправие, но равенства быть не может, потому что от природы все по-разному одарены и рождаются все с разными способностями. Но, я думаю, раз мы так не похожи друг на друга и нет двух одинаковых людей, значит, и творчество дано, чтобы вот эту вот свою индивидуальность и непохожесть выразить. Заставить всех увидеть твою непохожесть. Творчество – это, прежде всего, работа. Но здесь тоже столько составляющих, это так интересно, но так трудно, определить это, вот эту работу. И почему иногда ты тратишь массу времени, чтобы получилось, ты с интересом работаешь, сознательно работаешь, а получается полная ерунда. Мертворожденное дитя. А когда ты даже не замечаешь, как это написалось, ты замечаешь: все, это все играют. Вот и не знаешь. Поэтому я даже не могу ответить на Ваш вопрос, что такое творчество. Но для человека, которому это дано, тяга к творчеству – это самые счастливые минуты. Даже если разочарование, даже если ничего не получается, даже если ты мучаешься, все равно… Я не могу определить, эмоционально окрасить это явление. То есть это самое интересное, что есть в жизни. Вот для тебя это самое-самое интересное. У нас заканчивают ВУЗ очень много студентов, но композиторами становятся единицы. Потому что если нет потребности, то человек и не будет композитором. У девочки появилась семья, появились заботы. И если желание сочинять не пересиливают, не перевешивают эти заботы, то, пожалуйста, чего мучаться? Честь и хвала тебе, занимайся домом. У нас еще дается образование теоретическое, будешь преподавателем теоретических дисциплин в школе или музыкальном училище. Тоже хорошо. А для творчества нужно все время желание. Иногда я просто задаю вопрос: «Что вы здесь делаете, объясните мне, на творческой кафедре?» Потому что я вижу, что у человека много увлечений, которые гораздо интересней. Но как-то по инерции учится, бывает и такое.

- Композитор от слова композиция?

- Вы знаете, человека, который придумывает шахматные задачи, тоже ведь называют композитором. Сейчас появилась новая профессия. И даже не профессия, специальность, певец и композитор. В одно слово можно писать. Понимаете, это может быть даже человек, который сможет приличные стихи написать в стенгазету или на юбилей товарищу. Но вряд ли он напишет «Войну и мир» или «Унесенные ветром». Я уже не говорю там про рассказы Чехова, Бунина. Но он тоже, он певец и композитор. То есть он сочинил там, знает несколько нот, написал, спел, и кто-то хорошо ему аранжировал, и все звучит, и тут тебе Евровидение. Но это совсем другая область. Настоящая композиция – это как сложный роман, это на все времена. Это я за тридцать лет, вот сейчас стала… Вот прошел фильм новый «Война и мир» и старый. И так захотелось, и я стала читать. Это такое удовольствие, это такое наслаждение. Все просто. Андрей говорит: «Счастье – это здоровье и чистая совесть». Каждая фраза на вес золота, потому что это глубочайшая философия, которая выражена очень простыми словами. И в музыке точно также. Только слово многие понимают, если человек чуть-чуть напряжется, он войдет вот в эту систему координат сложного романа. Ну, не обязательно Толстой, не обязательно русский. Это может быть Борхес. А музыка сложней, потому что надо сильней напрягаться. Можно, конечно, на чисто эмоциональном уровне услышать 4-ую симфонию Чайковского… знаешь, что такое рок, судьба, или музыку Шостаковича, даже без слов. И почувствовать весь трагизм социалистической эпохи, тоталитарной эпохи. Почувствуешь. Но это надо напрячься, а напрягаться не хочется. Мы ехали с какого-то фестиваля из Болгарии еще в советские времена с очень известным композитором московским талантливым современным. Ездили, разговаривали, делились впечатлениями. И тут… Знаете, какие московские таксисты? Это же какая-то особая порода людей. Он говорит: «Ну, что вы там все бахи-шмахи, музыка должна быть для ног». Я думаю: «Вот, здорово, музыка должна быть для ног, для чрева». Понимаете, можно это все так разложить. Есть мелодия души, а есть вопль инстинкта. Эта шоу-индустрия, она больше апеллирует к инстинкту, а музыка академическая – к чувству, иногда к интеллекту, если это авангардная музыка.

- Когда у Вас рождается музыка души?

Галина Горелова

- Когда как. Если ты получаешь определенное задание написать на Башметовский фестиваль, мне нужно было писать партитуру. Тебе говорят: «Это должно быть вот такого плана, для такого-то состава оркестра, на 9 минут, или на 14 минут. То, конечно, в уме рождается. Но просто ты эти заданные тебе условия проецируешь сюда, и ищешь образ. А иногда уже образ есть, ну и здорово, и все это можно соединить, потому что тебе уже чего-то хочется. Иногда такие импульсы бывают совершенно необычные. Вот в прошлом сентябре, где у меня был заказ написать для открытия фестиваля в Фалере партитуру на 9 минут, то концертный зал в этом городе назывался «Фермата», и был юбилей этого зала. И мне надо было, чтобы в названии было слово «фермата». И что такое фермата, и ты начинаешь размышлять, это тоже такая игра для души Фермата – остановка, остановка автобуса, а может быть в глобальном плане. Остановка – это большая мечта, чтобы остановились все, никакой агрессии, войн кровопролития. И все хорошо и на Балканах, и на Кавказе, во всех горячих точках, все замечательно. И я думаю, вот это момент, когда все мужчины, все войны – это мужчины. Они все когда-то были маленькими, и мама пела им песню в древние-древние времена. И мне стало так интересно, а можно ли найти какую-нибудь древнюю колыбельную. Оказалось, что невозможно. Чтобы найти надо было знать, может быть, древнеармянский, древний иврит. Где его возьмешь? У нас Слепович – специалист по ивриту, он сказал: «Ну, настоящую древнюю колыбельную на иврите, это вам надо поехать в Сирию». Да, вот там только сохранились настоящие колыбельные. Потом я выяснила, поскольку у меня была древняя еврейская колыбельная в записи, их трудно отличить: и древнегреческую, и древнеармянскую. То есть я поняла, что эта архаика, она воспринимается все равно. Ну, конечно, какие-то интонации, они индивидуальны географически в каждой точке, но что-то есть и общее. Во всяком случае, определилось, что же такое фермата? Это остановка, чтобы спеть колыбельную. И это всех-всех объединяет: все народы и все времена. И все эти колыбельные не изменились, самые древние пласты: это колыбельные, детские, пастушеские песенки. Очень трудно было найти на иврите, и мы нашли на идише. И такая песня: «Спи, мой сыночек, спи, мой единственный, спи, мой золотой. Твоя мама поет тебе песню, плачет. А когда ты вырастешь, ты узнаешь, о чем она думала». Вот и все. Потому мне тут так повезло, что благодаря одному хорошему человеку, женщине, которая приехала из Израиля сюда проводить курсы. Все это перевела на иврит. И мы сделали даже транскрипцию, там надо было на каком-то древнем языке петь. Но в Европе режиссер хотел, чтобы песня была на ретороманском. Спели, потому что это самый древний европейский язык. И отсюда уже все пошло. Надо было найти такой голос, чтобы это был не поставленный оперный голос, а чтоб это был естественный, женский, тихий голос, который бы очень проникновенно это спел. И там была девочка, Астрид Александр. Она сама еврейка, она хорошо знала этот язык, она бард, она не оперная певица. Она работает на радио, играет на гитаре и поет. Она спела. А потом, ну вот что все вокруг этой колыбельной. И мне захотелось, чтобы там было несколько ветвей. Арабская ветвь, и поэтому там мугамы. Христианская ветвь, поэтому там протестантский хорал. Ну и вот эта колыбельная – это древняя иудейская ветвь. Поэтому на русском «La fermata el tempo», как это звучало. Все равно это миф. Не может быть, чтобы все остановилось. Не может быть.

- Вы объединили три религии?

- Я их не смешала, как это у Джеймса Бонда.

- Смешивать, но не взбалтывать?

- Да, смешать, но не взбалтывать. Я их попыталась объединить. Это тоже миф. Я попыталась сделать, чтобы в конце они все три звучали. Очень трудно. Даже на девяти минутах в партитуре, не то, что в мире. Но они как-то не объединяются.

- А вот интересно, Вы мир воспринимаете в звуках?

- Конечно, город – это тяжелый рок. Но когда у сестры на даче… Сейчас у меня собаки нет. У меня 15 лет пудель прожил. Когда мы выезжали… я за свою жизнь так ничего и не нажила. А у них в красивом месте в Колосово дача, и там даже музыки не надо. Пойдем с собакой в лес, и я слышу эту партитуру. Разные этажи леса, как инструменты в оркестре: листья, птицы, сучок где-то скрипнул. Потом слышно «ты-дых, ты-дых, ты-дых» - остинатой электричка прошла. Потом где-то какие-то еще звуки. И я стою и слушаю, и собака стоит и слушает. И мы так стоим, замерев. Как будто бы мы отсутствуем. Нас здесь нет, только музыка.

- А сколько вы можете так слушать?

- Пока комары не заедят. Тишина – это замечательно. Самое замечательное произведение Джона Кейджа «4’33”» – это выходит музыкант, садится за инструмент и молча сидит четыре минут тридцать три секунды.

- А что такое тишина, по-вашему?

- Это музыка. Ну, абсолютной тишины не бывает. Если только… Я не знаю, существует ли вообще такое место, где нет никакого звука. Даже если совершенно будет беззвучное пространство, у тебя внутри будут какие-то шумы. Абсолютной тишины не существует.

- А люди – это тоже музыка?

- Наверное. Я в этом плане не задумывалась. Но чаще всего люди мешают музыке. Даже те, которые создают. Понимаете, вот что такое творчество? Я стала замечать. У многих художников очень плохие характеры, иногда это бывают очень отвратительные люди. Потому что в основе творчества лежит какой-то протест. И вот это стремление подчинить себе материю, то есть преодолеть сопротивление материи. Это же требует какой-то агрессии, и ты все время имеешь дело со своим подсознанием. Мало ли, что оттуда вытащишь. Поэтому в основном плохой характер у творческих людей.

- Подчинить или приобщиться?

- Нет-нет, материал сопротивляется, Материал надо все время подчинять, потому что он… Это все равно, как будто ты пробиваешь стену. Начало нового сочинения – ты стоишь, а оно сопротивляется. А тебе нужно сделать, как на картине Дроздовича провал в стене. И когда ты присмотришься: красная стена, а там провал, голубое небо и храм. А потом только ты видишь, а провал-то в виде канонической фигуры Христа, для верующего человека. Вот так вот.

- Поэтому все творческие люди – эгоисты?

- Ну, в общем, альтруистов я мало встречала, да. Это опять же – жажда самоутверждения.

- Вот там картина. Там Вы изображены?

- Да. Это Оля Подгайская – наша выпускница. Я вообще, этот наш курс очень любила. Юля, Оля, Олег – вот они трое дружили, это был костяк их курса. Они так и остались. Оля, она художник, органист, очень такая интересная личность. И она принесла мне эту картину. И попыталась… она только не решилась лицо написать красками, поэтому лицо она написала карандашом, чтобы я была узнаваема. А все остальное. Во-первых, я в этом голубом платье, есть психология цвета, так вот синий цвет – это цвет одиночества.