Когда я была молодой журналисткой, гонявшейся за знаменитостями, я очень любила спрашивать у популярных писателей: «А не хотите ли вы поменять жанр и написать серьезный роман?». Помню, что-то вроде этого было адресовано Татьяне Устиновой, которую я подкараулила на встрече с читателями в рамках Московской книжной выставки
Татьяна тогда вежливо улыбнулась и сказала, что ей до сих пор интересен детектив, а все деление литературы на низкие и высокие жанры не более, чем условность. Теперь такие же вопросы молодые журналисты часто задают мне. И я начала понимать природу их возникновения. Просто когда ты молод – ты еще очень хорошо помнишь те тезисы, которые вложили в твой мозг в школьные годы чудесные. Хорошая качественная литература – это все то, что написано Пушкиным, Толстым и Достоевским; всеми этими серьезными дядьками, пристально взирающими на учеников с портретов на стене кабинета. А все остальные книги, всякие там детективы и женские романы – это так, третий сорт не брак, баловство, ширпотреб. И на какой-то период дети во все это верят. Но они вырастают, и если продолжают интересоваться литературой (а это с учетом составления школьной программы сделать довольно трудно. Я лично обожаю Достоевского, но вряд ли большинство подростков способно сопереживать моральным мукам Раскольникова), то начинают понимать моменты, о которых на уроках русской литературы не говорили.
Вот делайте со мной, что хотите, но я считаю, что Лермонтову место среди классиков досталось случайно. Он не был таким новатором, как Пушкин, изменивший стихосложение или как Достоевский, рассматривающий психологический мир героев под микроскопом. То, что Лермонтов предложил – это обработка Пушкина и Байрона, это еще робкая проза. Возможно, Лермонтов мог бы раскрыть свой талант. Но просто рано умер, тем и запомнился.
А сколько политической конъюнктуры было при составлении школьной программы! Конечно, религиозность Достоевского видна во всех его романах, но школьникам предписано сначала читать «Преступление и наказание», а не «Братьев Карамазовых», где вопросы о Боге и вере герои задают особенно остро.
Мне сложно понять, почему такие жанры, как исторический роман, вообще не рассматриваются в школе. Оторваться от того же Пикуля невозможно, он виртуозно оживляет историческую эпоху и конкретных персоналий, и за историческими событиями проступают живые люди, с их чувствами, страстями.
Я не могу понять, почему детям не дают читать тех же «Унесенных ветром» или «Поющих в терновнике», где в рамках занимательного сюжета потрясающе описывается гармония настоящей искренней любви. В общем, школа недоработала, вузовское образование укрепило в массовом сознании спорные противоречивые тезисы. И теперь Достоевский – это хорошо, а Донцова – так себе.
Даже спорить и доказывать тут ничего не буду. Мне кажется, подобное деление – это инфантилизм. Нет на самом деле ни высоких, ни низких жанров. Просто книги бывают интересные и занудные, причем критерии эти более чем субъективны. И ситуативная востребованность литературы – разная. В больницах Донцова восстребованее Достоевского – это факт.
Да, наверное, сложно выдавить из себя того раба, которого лепят из личности в школе. Я сама только недавно перестала стыдливо оглядываться в книжных, не видят ли знакомые, как я покупаю романы Юлии Шиловой. Да, елки-палки, иногда мне хочется почитать Шилову, ее героини напоминаю мне, что я женщина, а не компьютер; а осенью под пледом мне нравится хихикать над романами Донцовой!
Книги дарят приключения, новые мысли и счастье. Только это важно…
